а. Политическое обоснование нового праздника: «красные побелели, белые покраснели» [2]
В канун 7 ноября 1996 года президент своим указом объявил «год согласия и примирения». Сама дата – день победы большевиков в России – говорит о том, что по сути российский президент сказал: «красным» и «белым» пора помириться. А может, и правда пора?
Идея не новая. За последние годы о необходимости национального примирения говорили неоднократно. Многие ссылались на Франко, который поставил памятник всем жертвам гражданской войны и добился национального примирения. В 1994 году под впечатлением октябрьских событий 1993-го Кремль уже проводил соответствующую процедуру – всем политическим силам было предложено подписать договор об общественном согласии. И хотя определенный эффект от акции был (политическая борьба с тех пор шла в легальном русле, без кровавых эксцессов), оппозиция с Ельциным не согласилась. Не произойдет ли опять то же самое? Не будем ли мы снова либо наблюдать, либо участвовать в очередной схватке «белых» и «красных», возможно с самыми драматическими последствиями?
Последний крупный юбилей «Великого Октября» - 70 лет – справили в Перестройку. Общественное настроение было на подъеме, ждали улучшения, и все были полны надежд. Кто бы мог тогда подумать, что к следующей круглой дате и СССР перестанет существовать, и «Октябрь» будет разжалован в непонятный день, почему-то отмеченный в календаре. 10 лет в истории страны – вроде бы немного. Но в жизни отдельного человека и определенного поколения – это весьма большая дистанция. Дети, выросшие за это десятилетие (целое «школьное поколение»), уже толком не знают, что, собственно, случилось в Петрограде - 25 октября много лет назад. У тех, кому меньше 17 лет, нет проблем с очередной годовщиной революции – дополнительный выходной, такой же, как и прочие субботы и воскресенья. Они не были ни комсомольцами, ни даже пионерами, они не присягали дедушке Ленину и родной коммунистической партии. И советское прошлое, в котором не было жвачки, бананов, сникерсов и рекламы, они и представить себе не могут.
Те, кому меньше 30 лет, то есть кому в прошлый юбилей было 20 лет, также мало интересуются надвигающейся годовщиной. Доперестроечная жизнь для них – это детство и безмятежная юность. Разрушение старого порядка пришлось на пору их взросления и личного самоопределения. Они еще ничего не имели в жизни – ни статуса, ни должностей и стабильной работы, ни обязанностей. Этому «пролетариату по возрасту» нечего было терять, и он, естественно, наиболее легко адаптировался к изменениям и новому жизненному укладу. Политика их не интересует вовсе: ни то, что происходит сейчас, ни тем более то, что случилось 80 лет назад. Один из парадоксов краха коммунизма: на всей территории бывшего СССР молодежь оказалась самой социально пассивной частью общества, абсолютно аполитичной. Она никогда не верила ни в какой коммунизм и рассталась с ним без печали, белые и красные для нее приблизительно то же самое, что белые американские первопроходцы и краснокожие индейцы. Итак, приблизительно для половины населения Российской Федерации проблема мира между «красными» и «белыми» не существует вовсе. Прошлое не воспринимается им как нечто актуальное и имеющее какой-либо смысл.
Более сложное отношение к «красным» и «белым» у тех, кому за тридцать и больше. Прежде всего, «красные» и «белые» в нашей истории уже мирились, и неоднократно. Первый раз – в годы Великой Отечественной, когда эмиграция – а больше нигде к этому времени белых не осталось – выступила в подавляющей своей части на стороне Советского Союза. Деникин, Бердяев, Куприн и многие другие признали, что СССР является законным преемником Российской империи, что гражданская война была трагедией народа, в которой виноваты не только «красные», но и «белые».
После войны и «красные» постепенно стали признавать, что своя правота была и у «белых». Особенно наглядно прослеживается процесс исторического примирения в искусстве. В 60-70-е годы кинематографа, отражая настроения большинства, все более становится если не «белогвардейским»,то нейтральным по отношению к участникам революции и гражданской войны. Еще шолоховский «Тихий Дон» имел явно выраженную тенденцию к неидеологизированному представлению гражданской войны, что проявилось и при его экранизации. Со временем фигуры «белых» становились все более симпатичными и привлекательными, «красные» выглядели в лучшем случае просто такими же, как их противники. «Адъютант его превосходительства», «Неуловимые мстители», «Белое солнце пустыни» и многие другие фильмы свидетельствовали о реальной переоценке революции и толи в ней красных и белых. Противники большевиков выведены в них весьма симпатичными и достойными людьми. Хотя общая оценка событий оставалась ортодоксально-коммунистической, ее идеологическая направленность нейтрализовывалась на художественном уровне. Аналогичные процессы шли и в других жанрах и видах массового искусства. Давно уже в моде «белогвардейские» песни про «господ юнкеров», «лейб-гусаров», «флигель-адъютантов» и «корнетов». Другой не менее яркий пример – анекдоты про Чапаева, который из красного героя превратился в комическую фольклорную фигуру. Профессиональные искусствоведы могли бы привести более существенные примеры и дать полную картину этого процесса, но я не претендую на роль специалиста и посему ограничусь, как мне кажется, достаточно убедительными примерами. Они свидетельствуют о том, что к началу перестройки в общественном сознании советского народа примирение между «красными» и «белыми» уже произошло, что, кстати, и создало объективную предпосылку для исторического поражения коммунизма.