Одиннадцать лет труда принесли богатый урожай, но усилия оказались слишком чрезмерными, напряжение слишком изнурительным. К своему пятидесятилетию Рабиндранат пришёл с больным телом и усталой душой. Дважды в прежние времена поездки на Запад помогали ему собраться с силами и вдохновляли на новые свершения. И теперь, вновь оказавшись на перепутье, поэт с надеждой глядел на Запад. Он никогда не был антизападником, даже тогда, когда стоял во главе патриотического движения. Ценности западной культуры не меньше воодушевляли его, чем великое наследие родной страны. Итак, в начале 1912 года он стал готовиться к третьему путешествию в Европе. На этот раз он собирался отправиться не на прогулку, а в паломничество. Он мечтал встретиться с выдающимися людьми западного мира, чьи идеи так привлекали его.
Тем временем бенгальская интеллигенция решила искупить своё давние небрежение к великому поэту и роскошно отметить его юбилей. 28 января 1912 года Бенгальская академия литературы устроила большой приём в Городском зале Калькутт. Известный калькуттский журнал «Модерн ревью» описал его как «невиданное торжество – впервые в истории Индии такая честь оказана писателю». Поэта глубоко взволновали эти знаки внимания. Но вслед за ними последовал громкий скандал, когда многие родители и опекуны забрали своих подопечных из Шантиникетона. Секретным циркуляром, выпущенным британской администрацией (от имени правительства Восточной Бенгалии и Ассама), школа в Шантиникетоне объявлялась «совершенно неподходящей для обучения сыновей государственных служащих».
Тагор намеривался отплыть из Калькутты 19 марта, но внезапно заболел в ночь перед отплытием, и доктора запретили ему до полного излечения отправляться в путешествие. Багаж его, уже погруженный на корабль, пришлось возвращать назад из Мадраса. Поэт, расстроенный неожиданно отсрочкой, для восстановления сил отправился в Шилайду, на берега любимой Падмы. Там он впервые попытался перенести некоторые из своих песен на английский язык. Они-то и составили впоследствии его сборник «Гитанджали». Вот так сам поэт рассказал об этом письме своей племяннице Индире Деби от 6 мая 1913 года.
«Ты упоминала об английском переводе «Гитанджали». Я до сих пор не могу понять, почему он пользуется таким успехом. Ведь я совсем не могу писать по-английски – это так очевидно, что я никогда даже не стыдился в этом признаться. Если кто- нибудь посылал мне по-английски приглашение на чашку чая, я не смел ответить на него. Может быть, ты решишь, что хоть теперь я думаю по-другому. Ни в коем случае. То, что я решился писать по-английски, кажется мне следствием болезни. В день, когда я должен был подняться на борт корабля, я упал в обморок из-за неистовых предотъездных хлопот, и путешествие пришлось отложить. Тогда я отправился в Шилайду, чтобы отдохнуть. Но если мозг не занят работой, я чувствую себя скованным и слабым. Итак, единственным способом успокоиться было заняться какой-нибудь лёгкой работой.
Это был месяц чойтро (март-апрель), когда воздух напоен ароматом цветов манго и все часы дня заполнены безумным щебетом птиц. Когда ребёнок полон сил, он не думает о своей матери. И лишь когда устанет, он хочет приютиться у неё на коленях. Такого было и моё состояние. Со всеми своими хворостями и заботами я словно устроился на коленях чойтры, не упуская ни частицы её света, её воздуха, её ароматов и песен. В таком состоянии нельзя оставаться в праздности. Моё обыкновение исстари – отвечать, словно флейта, на каждое дуновение своей музыки. Но у меня не было сил сесть и писать что-то новое. Итак, я взял стихотворение из «Гитанджали» и занялся тем, что стал переводить их одно за другим. И поверь, я взялся за это только потому, что появилась желание вновь пережить посредством другого языка чувства и ощущения, породившие в моей душе такой радостный праздник в давно минувшие дни.
Страницы маленькой тетрадки постепенно заполнялись, и она покоилась в моём кармане, когда я вступил на борт корабля. Я держал её при себе, рассчитывая, что, когда в открытом море меня будет мучить качка, я смогу устроится в кресле на палубе и заняться переводом, чтобы успокоиться и скоротать время. Так и случилось. От первой тетради я перешёл ко второй. Ротенстайн (Уильям Ротенстайн – известный английский художник, друг Р. Тагора) уже имел представление о моей репутации поэта, наслушавшись кое-кого из английских друзей. Поэтому, когда он как-то высказал желание почитать мои стихи, я вручил ему эту рукопись, хотя и не без боязни. Он передал её Йитсу (Уильям Батлер Йитс – известный ирландский поэт и драматург, лауреат Нобелевской премии 1923 года). Что произошло далее, ты знаешь. Из этого моего объяснения ты поймёшь, что я не отвечаю за случившееся, всё произошло по воле обстоятельств».