«Великое злоупотребление есть, когда холопство в одно время и личное и существенное… Всякий человек должен иметь пищу и одежду по своему состоянию, и сие надлежит определять законом. Законы должны и о том иметь попечение, чтоб рабы и в старостях и болезнях были не оставлены… когда закон дозволяет господину наказывать своего раба жестоким образом, то сие право должен он употреблять как судья, а не как господин… Законы могут учредить нечто полезное для собственного рабов имущества и привести их в такое состояние, чтоб они могли купить сами себе свободу…»
В окончательной редакции «Наказа» все эти места сочли опасными и вычеркнули. Нужно заметить, что черпая у Беккарии и Монтескье материал для своей работы, Екатерина заимствовала у них отдельные мысли и статьи, нежели общий дух их учений. В общем, «Наказ» был проникнут учением Вольтера об абсолютизме. И та же теория наложила свой отпечаток и на работу комиссии, которая должна была привести в исполнение намерения императрицы.
Во все времена, вплоть до начала девятнадцатого столетия, Россия была классической страной самозванцев. С первой половины семнадцатого века, когда пресеклась династия Рюриковичей, они появляются один за другим через короткие промежутки. В царствование Екатерины они следовали непрерывно. В 1765(7) году два беглых солдата, сперва Гаврила Кремнев, а потом Евдокимов, назвали себя Петром III. В 1769(8) году окровавленная тень убитого царя воскресла вновь в лице тоже беглого солдата Мамыкина. Емельян Пугачёв явился, таким образом, продолжателем дела. Но на этот раз Екатерине пришлось бороться уже не с тёмным заговором или ничтожным покушением, а со стихийной бурей, способной снести престол, политический и общественный строй государства.
Емельян Пугачёв
был сыном донского казака. Он тоже, как простой солдат, принимал участие в Семилетней войне, отличился в ней, потом сражался против турок, и, в конце концов, дезертировал. Его поймали, но он опять бежал и начал жизнь бродяги. Рассказ о том, что играть роль самозванца ему помогало внешнее сходство с Петром III, теперь опровергли. В сохранившихся портретах Пугачёва нет ничего общего с Петром: тот походил на кривляющуюся обезьяну, а Пугачёв был типичный русский мужик. Он, в противоположность другим, смог выбрать подходящее время для переворота. Он только стал во главе движения, он не пытался руководить им, скорее движение овладело Пугачёвым. Шествие это было ужасно: оно покрывало дымящимися и окровавленными развалинами половину громадной России. Но через четыре года дисциплинированная сила одолела силу дикую и неорганизованную. Пугачёв был взят в плен одним из помощников Панина, привезён в Москву в деревянной клетке, приговорен к четвертованию и казнён. Но палач отрубил ему голову прежде, чем начать пытку. Екатерина уверяла, что это было сделано по её приказанию: она хотела показать, что у неё больше гуманности, нежели у Людовика XV, четвертовавшего Дамиена. А между тем преступления Пугачёва были неизмеримо тяжелее: жертв, погубленных его шайкой, было не счесть. И хотя, - пока он не был пойман, - Екатерина и посылала Вольтеру более или менее остроумные остроты по адресу «маркиза Пугачёва», но в душе осознавала, какая он был грозная сила, и до трепета боялась его!
Вступив на престол, Екатерина заявила себя убеждённой сторонницей мира; она была готова мирно сидеть у себя дома под условием, чтобы ей не мешали, избегать всяких столкновений с соседями и полностью посвятить себя благоустройству своего государства, которое представляло широкое поле деятельности для её предприимчивого ума.
Впоследствии она отказалась от своих намерений. Несколько лет после смерти Екатерины Семён Воронцов в письме Александру I освятил тёмную сторону царствования Екатерины:
«Покойная императрица желала мира и желала, чтоб он был прочным… Всё было рассчитано для этого… Это Пруссия… склонила графа Панина уничтожить благотворные реформы Конституции Польши, чтобы легче завладеть этой страной. Это она убедила того же министра потребовать, чтобы польские дессиденты получили право нанимать все государственные должности, что было невозможно исполнить, не употребив против поляков мер крайнего насилия. Эти меры и были приняты, вследствие чего образовались конфедерации, число которых тщательно скрывали от императрицы. Епископов и сенаторов арестовывали прямо в сейме и отправляли их в ссылку в Россию. Наши войска вошли в Польшу, разграбили всё, преследовали конфедератов даже в турецких владениях, и это нарушение международного права вызвало войну, которую турки нам объявили… Со времени этой войны и берут начало государственные займы за границей и выпуск бумажных денег внутри империи, два бедствия, от которых стонет Россия.»